Неточные совпадения
Анна улыбалась, и улыбка передавалась ему. Она задумывалась, и он становился серьезен. Какая-то сверхъестественная сила притягивала глаза Кити к
лицу Анны. Она была прелестна в своем простом
черном платье, прелестны были ее полные руки с браслетами, прелестна твердая шея с ниткой жемчуга, прелестны вьющиеся волосы расстроившейся прически, прелестны грациозные легкие движения маленьких ног и рук, прелестно это красивое
лицо в своем оживлении; но было что-то ужасное и жестокое в ее прелести.
Еще Анна не успела напиться кофе, как доложили про графиню Лидию Ивановну. Графиня Лидия Ивановна была высокая полная женщина с нездорово-желтым цветом
лица и прекрасными задумчивыми
черными глазами. Анна любила ее, но нынче она как будто в первый раз увидела ее со всеми ее недостатками.
И как ни белы, как ни прекрасны ее обнаженные руки, как ни красив весь ее полный стан, ее разгоряченное
лицо из-за этих
черных волос, он найдет еще лучше, как ищет и находит мой отвратительный, жалкий и милый муж».
«Для Бетси еще рано», подумала она и, взглянув в окно, увидела карету и высовывающуюся из нее
черную шляпу и столь знакомые ей уши Алексея Александровича. «Вот некстати; неужели ночевать?» подумала она, и ей так показалось ужасно и страшно всё, что могло от этого выйти, что она, ни минуты не задумываясь, с веселым и сияющим
лицом вышла к ним навстречу и, чувствуя в себе присутствие уже знакомого ей духа лжи и обмана, тотчас же отдалась этому духу и начала говорить, сама не зная, что скажет.
Степана Аркадьича не только любили все знавшие его за его добрый, веселый нрав и несомненную честность, но в нем, в его красивой, светлой наружности, блестящих глазах,
черных бровях, волосах, белизне и румянце
лица, было что-то физически действовавшее дружелюбно и весело на людей, встречавшихся с ним.
В его
лице и фигуре, от коротко обстриженных
черных волос и свежевыбритого подбородка до широкого с иголочки нового мундира, всё было просто и вместе изящно.
Рожок газа прямо освещал бескровное, осунувшееся
лицо под
черною шляпой и белый галстук, блестевший из-за бобра пальто.
Вронский вошел в вагон. Мать его, сухая старушка с
черными глазами и букольками, щурилась, вглядываясь в сына, и слегка улыбалась тонкими губами. Поднявшись с диванчика и передав горничной мешочек, она подала маленькую сухую руку сыну и, подняв его голову от руки, поцеловала его в
лицо.
Смотрю: в прохладной тени его свода, на каменной скамье сидит женщина, в соломенной шляпке, окутанная
черной шалью, опустив голову на грудь; шляпка закрывала ее
лицо.
Он бросил фуражку с перчатками на стол и начал обтягивать фалды и поправляться перед зеркалом;
черный огромный платок, навернутый на высочайший подгалстушник, которого щетина поддерживала его подбородок, высовывался на полвершка из-за воротника; ему показалось мало: он вытащил его кверху до ушей; от этой трудной работы, — ибо воротник мундира был очень узок и беспокоен, —
лицо его налилось кровью.
— Напротив; был один адъютант, один натянутый гвардеец и какая-то дама из новоприезжих, родственница княгини по мужу, очень хорошенькая, но очень, кажется, больная… Не встретили ль вы ее у колодца? — она среднего роста, блондинка, с правильными чертами, цвет
лица чахоточный, а на правой щеке
черная родинка: ее
лицо меня поразило своей выразительностию.
Наружность поручика Вулича отвечала вполне его характеру. Высокий рост и смуглый цвет
лица,
черные волосы,
черные проницательные глаза, большой, но правильный нос, принадлежность его нации, печальная и холодная улыбка, вечно блуждавшая на губах его, — все это будто согласовалось для того, чтоб придать ему вид существа особенного, не способного делиться мыслями и страстями с теми, которых судьба дала ему в товарищи.
Нельзя утаить, что почти такого рода размышления занимали Чичикова в то время, когда он рассматривал общество, и следствием этого было то, что он наконец присоединился к толстым, где встретил почти всё знакомые
лица: прокурора с весьма
черными густыми бровями и несколько подмигивавшим левым глазом так, как будто бы говорил: «Пойдем, брат, в другую комнату, там я тебе что-то скажу», — человека, впрочем, серьезного и молчаливого; почтмейстера, низенького человека, но остряка и философа; председателя палаты, весьма рассудительного и любезного человека, — которые все приветствовали его, как старинного знакомого, на что Чичиков раскланивался несколько набок, впрочем, не без приятности.
В угольной из этих лавочек, или, лучше, в окне, помещался сбитенщик с самоваром из красной меди и
лицом так же красным, как самовар, так что издали можно бы подумать, что на окне стояло два самовара, если б один самовар не был с
черною как смоль бородою.
Иван Антонович как будто бы и не слыхал и углубился совершенно в бумаги, не отвечая ничего. Видно было вдруг, что это был уже человек благоразумных лет, не то что молодой болтун и вертопляс. Иван Антонович, казалось, имел уже далеко за сорок лет; волос на нем был
черный, густой; вся середина
лица выступала у него вперед и пошла в нос, — словом, это было то
лицо, которое называют в общежитье кувшинным рылом.
Любочка, в
черном платьице, обшитом плерезами, вся мокрая от слез, опустила головку, изредка взглядывала на гроб, и
лицо ее выражало при этом только детский страх.
Его высокая фигура в
черном фраке, бледное выразительное
лицо и, как всегда, грациозные и уверенные движения, когда он крестился, кланялся, доставая рукою землю, брал свечу из рук священника или подходил ко гробу, были чрезвычайно эффектны; но, не знаю почему, мне не нравилось в нем именно то, что он мог казаться таким эффектным в эту минуту.
Он сидит подле столика, на котором стоит кружок с парикмахером, бросавшим тень на его
лицо; в одной руке он держит книгу, другая покоится на ручке кресел; подле него лежат часы с нарисованным егерем на циферблате, клетчатый платок,
черная круглая табакерка, зеленый футляр для очков, щипцы на лоточке.
С молитвой поставив свой посох в угол и осмотрев постель, он стал раздеваться. Распоясав свой старенький
черный кушак, он медленно снял изорванный нанковый зипун, тщательно сложил его и повесил на спинку стула.
Лицо его теперь не выражало, как обыкновенно, торопливости и тупоумия; напротив, он был спокоен, задумчив и даже величав. Движения его были медленны и обдуманны.
Их
лица, еще мало загоревшие, казалось, похорошели и побелели; молодые
черные усы теперь как-то ярче оттеняли белизну их и здоровый, мощный цвет юности; они были хороши под
черными бараньими шапками с золотым верхом.
Остановился сыноубийца и глядел долго на бездыханный труп. Он был и мертвый прекрасен: мужественное
лицо его, недавно исполненное силы и непобедимого для жен очарованья, все еще выражало чудную красоту;
черные брови, как траурный бархат, оттеняли его побледневшие черты.
Она взяла огромную
черную руку и привела ее в состояние относительного трясения.
Лицо рабочего разверзло трещину неподвижной улыбки. Девушка кивнула, повернулась и отошла. Она исчезла так быстро, что Филипп и его приятели не успели повернуть голову.
Он был в поддевке и в страшно засаленном
черном атласном жилете, без галстука, а все
лицо его было как будто смазано маслом, точно железный замóк.
Так, были какие-то мысли или обрывки мыслей, какие-то представления, без порядка и связи, —
лица людей, виденных им еще в детстве или встреченных где-нибудь один только раз и об которых он никогда бы и не вспомнил; колокольня В—й церкви; биллиард в одном трактире и какой-то офицер у биллиарда, запах сигар в какой-то подвальной табачной лавочке, распивочная,
черная лестница, совсем темная, вся залитая помоями и засыпанная яичными скорлупами, а откуда-то доносится воскресный звон колоколов…
На вид ему было лет сорок пять: его коротко остриженные седые волосы отливали темным блеском, как новое серебро;
лицо его, желчное, но без морщин, необыкновенно правильное и чистое, словно выведенное тонким и легким резцом, являло следы красоты замечательной: особенно хороши были светлые,
черные, продолговатые глаза.
Аркадий оглянулся и увидал женщину высокого роста, в
черном платье, остановившуюся в дверях залы. Она поразила его достоинством своей осанки. Обнаженные ее руки красиво лежали вдоль стройного стана; красиво падали с блестящих волос на покатые плечи легкие ветки фуксий; спокойно и умно, именно спокойно, а не задумчиво, глядели светлые глаза из-под немного нависшего белого лба, и губы улыбались едва заметною улыбкою. Какою-то ласковой и мягкой силой веяло от ее
лица.
Губернатор подошел к Одинцовой, объявил, что ужин готов, и с озабоченным
лицом подал ей руку. Уходя, она обернулась, чтобы в последний раз улыбнуться и кивнуть Аркадию. Он низко поклонился, посмотрел ей вслед (как строен показался ему ее стан, облитый сероватым блеском
черного шелка!) и, подумав: «В это мгновенье она уже забыла о моем существовании», — почувствовал на душе какое-то изящное смирение…
Фенечка вытянула шейку и приблизила
лицо к цветку… Платок скатился с ее головы на плеча; показалась мягкая масса
черных, блестящих, слегка растрепанных волос.
Она распространилась на тот счет, что людям, которые пошли добывать неразменный рубль, теперь всех страшнее, потому что они должны
лицом к
лицу встретиться с дьяволом на далеком распутье и торговаться с ним за
черную кошку; но зато их ждут и самые большие радости…
Подошел рабочий в рыжем жилете поверх
черной суконной рубахи, угловатый, с провалившимися глазами на закопченном
лице, закашлялся, посмотрел, куда плюнуть, не найдя места, проглотил мокроту и сказал хрипло, негромко...
— Не обязаны, — сказал полицейский, вздохнув глубоко и прикрывая ресницами большие
черные глаза на
лице кирпичного цвета.
Говорил очень высокий старик, с длинной остроконечной бородой, она опускалась с темного, костлявого
лица, на котором сверкали круглые,
черные глаза и вздрагивал острый нос.
Он был широкоплечий, большеголовый,
черные волосы зачесаны на затылок и лежат плотно, как склеенные, обнажая высокий лоб, густые брови и круглые, точно виши», темные глаза в глубоких глазницах. Кожа на костлявом
лице его сероватая, на левой щеке бархатная родника, величиной с двадцатикопеечную монету, хрящеватый нос загнут вниз крючком, а губы толстые и яркие.
Калитку открыл широкоплечий мужик в жилетке, в
черной шапке волос на голове;
лицо его густо окутано широкой бородой, и от него пахло дымом.
Череп его оброс густейшей массой седых курчавых волос, круглое, румяное
лицо украшали овечьи глаза, красный нос и плотные, толстые,
черные усы, красиво прошитые серебряной нитью.
— Доктор Макаров, — сердито сказал ему странно знакомым голосом щеголевато одетый человек, весь в
черном, бритый, с подстриженными усами, с
лицом военного. — Макаров, — повторил он более мягко и усмехнулся.
Открыв глаза, Самгин видел сквозь туман, что к тумбе прислонился, прячась, как зверушка, серый ботик Любаши, а опираясь спиной о тумбу, сидит, держась за живот руками, прижимая к нему шапку, двигая
черной валяной ногой, коротенький человек, в мохнатом пальто;
лицо у него тряслось, вертелось кругами, он четко и грустно говорил...
В кошомной юрте сидели на корточках девять человек киргиз чугунного цвета; семеро из них с великой силой дули в длинные трубы из какого-то глухого к музыке дерева; юноша, с невероятно широким переносьем и
черными глазами где-то около ушей, дремотно бил в бубен, а игрушечно маленький старичок с
лицом, обросшим зеленоватым мохом, ребячливо колотил руками по котлу, обтянутому кожей осла.
Отражалось в зеркале и удлиненное, остробородое
лицо в очках, а над ним — синенькие струйки дыма папиросы; они очень забавно ползают по крыше, путаются в
черных ветвях дерева.
Лидия приняла его в кабинете, за столом. В дымчатых очках, в китайском желтом халате, вышитом
черными драконами, в неизбежной сетке на курчавых волосах, она резала ножницами газету. Смуглое
лицо ее показалось вытянутым и злым.
Черное сукно сюртука и белый, высокий, накрахмаленный воротник очень невыгодно для Краснова подчеркивали серый тон кожи его щек, волосы на щеках лежали гладко, бессильно, концами вниз, так же и на верхней губе, на подбородке они соединялись в небольшой клин, и это придавало
лицу странный вид: как будто все оно стекало вниз.
Слева от Самгина одиноко сидел, читая письма, солидный человек с остатками курчавых волос на блестящем черепе, с добродушным, мягким
лицом; подняв глаза от листка бумаги, он взглянул на Марину, улыбнулся и пошевелил губами,
черные глаза его неподвижно остановились на
лице Марины.
Он, как бы для контраста с собою, приводил слесаря Вараксина, угрюмого человека с
черными усами на сером, каменном
лице и с недоверчивым взглядом темных глаз, глубоко запавших в глазницы.
На
черных и желтых венских стульях неподвижно и безмолвно сидят люди, десятка три-четыре мужчин и женщин,
лица их стерты сумраком.
Говорила она с акцентом, сближая слова тяжело и медленно. Ее
лицо побледнело, от этого
черные глаза ушли еще глубже, и у нее дрожал подбородок. Голос у нее был бесцветен, как у человека с больными легкими, и от этого слова казались еще тяжелей. Шемякин, сидя в углу рядом с Таисьей, взглянув на Розу, поморщился, пошевелил усами и что-то шепнул в ухо Таисье, она сердито нахмурилась, подняла руку, поправляя волосы над ухом.
— Социализм, по его идее, древняя, варварская форма угнетения личности. — Он кричал, подвывая на высоких нотах, взбрасывал голову, прямые пряди
черных волос обнажали на секунду угловатый лоб, затем падали на уши, на щеки,
лицо становилось узеньким, трепетали губы, дрожал подбородок, но все-таки Самгин видел в этой маленькой тощей фигурке нечто игрушечное и комическое.
Их встретил помощник начальника, маленькая,
черная фигурка с бесцветным, стертым
лицом заигранной тряпичной куклы, с револьвером у пояса и шашкой на боку.
В большой столовой со множеством фаянса на стенах Самгина слушало десятка два мужчин и дам, люди солидных объемов, только один из них, очень тощий, но с круглым, как глобус, брюшком стоял на длинных ногах, спрятав руки в карманах, покачивая черноволосой головою, сморщив бледное, пухлое
лицо в широкой раме
черной бороды.
Здесь собрались интеллигенты и немало фигур, знакомых лично или по иллюстрациям: профессора, не из крупных, литераторы, пощипывает бородку Леонид Андреев, с его красивым бледным
лицом, в тяжелой шапке
черных волос, унылый «последний классик народничества», редактор журнала «Современный мир», Ногайцев, Орехова, ‹Ерухимович›, Тагильский, Хотяинцев, Алябьев, какие-то шикарно одетые дамы, оригинально причесанные, у одной волосы лежали на ушах и на щеках так, что
лицо казалось уродливо узеньким и острым.
Голова его в шапке седых курчавых волос, такими же волосами густо заросло
лицо, в бороде торчал нос, большой и прямой, точно у дятла, блестели
черные глаза.